La pianiste (2001), Michael Haneke — вот вырасту и стану мазохисткой! Кино...

Бесплатно разместить статью Хочу чтобы статью заметили

Описание:

La pianiste (2001), Michael Haneke — вот вырасту и стану мазохисткой! Кино, как и живопись, литература и нотированная музыка — это процесс умерщвления и пластификации, декорирования трупа и его оживления в соответствии уже с нашими психозами и представлениями о прекрасном (то есть неврозами). Это нормальная реакция на реальность, желание её упорядочить, прописать и, наконец, контролировать. У кого-то в большей, у кого-то — в меньшей степени, но это всегда фиксация; как бы актёры и камера ни импровизировали, как бы импрессионисты ни напускали тумана, как бы поэты ни струились чувствами, как бы композиторы ни выражали тонкие трепетные эмоции, — они все будут зафиксированы в целлулоиде, масле, буквах, нотах. Мозг изначально функционирует так, поэтому разница между мимезисом, диегезисом и поэзисом в этом смысле минимальна: что подражание реальности, что упражнения с нарративом об этой (или не этой) реальности, что создание новых реальностей, это всё равно фиксация; разница только в количестве мучений для собственно реальности. Так и, кажется, Ханеке со страстью патологоанатома показывает нам диссекцию, но не всё так просто. Клиническая картина пианистки понятная и ясная, кажется, это вполне народное понимание мазохизма, вот тебе мать-..., вот тебе музыкалка, вот тебе контроль, вот тебе то да сё, и да, вот нюхает она салфетки в порно-кинотеатрах, и да, вот она мочится, наблюдая за парочкой в машине. Появляется инженер с разносторонними интересами, прям человек эпохи возрождения, он тебе и Шёнберга сыграет, и в хоккей, как не запасть на такого, благо каток и вправду по соседству с венским Концертхаусом и консерваторией. И разумеется, нам противопоставят его исполнение как страстное, а её как подмороженное, и он тронет её сердечко Шубертом, это вам не жук лапкой. Ну и вот она пишет ему письмо (я не поэт, я пианистка), а дальше всё плохо, видим и считаем мы, мы же почтенные бюргеры, с уважением относимся к проявлениям чужой, тем более женской! сексуальности на экране, ну и мы знаем, что смотрим фильм Ханеке, то есть мы выполняем приученный поворот, а ну да, мы такое умеем. Да, плохо, но не так. Проблема с фантазиями о контроле реальности — властью или инструкциями в письмах — в том, что реальность не знает о том, что её пытаются контролировать, и в общем живёт своей жизнью. Это, конечно, заставляет многих пациентов грустить, ну что ж, погрустят да перестанут. Но тут мы идём дальше и смотрим, как товарищ соглашается и приходит мутузить пианистку, вроде как по её предписаниям, да вот как-то не то всё. Потому что пишешь ты письма сидя в комфорте и тепле в квартире мамашки, платишь ипотеку, и охуеваешь от собственной смелости, купив цветной платочек. Потому что ты режешь себе вагину бритвой сама, не поручая никому. Потому что фантазии хороши ровно настолько, насколько они не сбываются. И тут Ханеке переодевается. Он и раньше был вполне сатириком про комфорт буржуа, и тут ничего особо не меняется; вся эта мазохистическая поебота сминается как только получаешь в реале по ...у. Какой тут гимн половой свободе, какая тут терапевтическая ценность высвобождения сексуальности, какие тут гештальты и проекции, какие ... сценарии и их проработка, какие ... письма и инструкции, что это всё за мутная муть, бесконечный морок комфортной буржуазной психотерапии, «вскрывающей подноготную», когда и подноготная-то сводится к скучным фантазиям, подсмотренным в порно. Фиксируй-не фиксируй, расписывай или нет, это всё развалится, как плохой сахар. И пианистка окончательно ёбнется в конце, идеальный финал же: вот-вот начнётся концерт, инженер проходит мимо и лыбится, а я не зря припасла нож! В Театральном музее (точнее, в картинной галерее Академии изобразительных искусств) в Вене, в 15 минутах ходьбы от консерватории, висит одна из «Лукреций» Кранаха-старшего. Секст Тарквиний изнасиловал матрону Лукрецию, да так, что она покончила с собой, став символом женской чистоты даже для христиан, хоть и замужняя римлянка. Так и пианистка колет себя ножом примерно туда же, повыше груди, в вестибюле Концертхауса, волосы её подобраны.