​​«Memory studies» на западе постепенно взбирается на свой – уже третий – пик.

​​«Memory studies» на западе постепенно взбирается на свой – уже третий – пик. Каждый год выходит все больше исследований о государственных, коллективных, личных и других «памятях», все чаще в академических кругах можно услышать споры вокруг правильности/неправильности тех или иных коммеморативных практик (да и слово «коммеморация» постепенно становится расхожим и обретает православный хайп), создаются разнообразные мемориалы, возникают (или оживают) коммеморативные ритуалы – короче, движуха набирает обороты по масштабам схожей с попойкой на похоронах нелюбимой бабушки с трешкой в центре Москвы. В целом, в России также эта тема развивается. Однако все это остается в рамках неуклюжего загона глубоко заинтересованных, которые не в состоянии вытащить «рашн-мемори-стадис-епта-топни ножкой за сталина-хлопни холодец за репрессии» из глубин академического андеграунда. Параллельно с этим государственная политика в отношении «прошлого» изобилует разношерстными противоречиями и мастерским жонглированием фактами, ввиду которых магистральный исторический нарратив являет собой разухабистую дорогу, где вообще не понятно, что есть что и кто есть кто. И если о далеком прошлом (достижениях Сталина, сладкой картавости Ленина и слюнявых поцелуях Брежнева) еще кое-как вспоминают, натягивая бедную сову на глобус политики партии, то вот о происшествиях более-менее недалекого прошлого принято попросту молчать – тем более, что все они однозначно не вписываются в нарратив «народа победителя». Так поступили с Афганской войной, так поступили с Чечней, так поступили с Норд-Остом. Так поступают практически со всем, что происходит в современной России. Тем временем, трагедия «Норд Оста», очевидно, нуждается в том, чтобы о ней говорили и общественный запрос на это безусловно присутствует. «Норд Ост» требует памяти, требует каких-то определенных коммеморативных практик и ритуалов, коих нет (что «сверху», что «снизу». Более-менее масштабных, имею ввиду), требует проговорки, конкретики и понимания, что прогалов в нарративе не осталось. Учитывая, что «Норд Ост» в определенном смысле является ответом на проваленную военную операцию России в Чечне (есть устоявшееся мнение, что захват заложников на Дубровке – требование вывода российских войск из Чечни). Базара ноль. Народ-победитель, народ-завоеватель, непогрешимый народ – это все понятно. Однако погибло много людей, искалечено еще больше судеб, но при этом разговоров о, в общем-то, недавней и все еще кровоточащей ране на теле российской истории нет, да и никаких предпосылок для возникновения масштабного разговора об этой трагедии, да и вообще о прошлом – не предвидится. Хотя, повторяюсь, запрос присутствует. Занимательно, что выросший в этой атмосфере тотального замалчивания молодняк, не застав никаких особенных «побед» (т.е лишенный сладкого тумана, что как бы вокруг пиздец, но мы вот побеждаем все красиво расслабься и кайфуй), принялся самостоятельно искать ответы на задаваемые вопросы. В отличие от представителей интеллигенции «в возрасте», что довольствуются привычными обезличенными и замыленными от бесконечных повторений понятиями «совок», «застой» и пр., которые ничего – в том числе и для них самих – не означают. Собственно, большинство современных авторов «в возрасте» или имеющие доступ к тем или иным складам государственных привилегий и прочим приколам «зажиточных патрициев» целиком и полностью вписываются в довлеющий противоречивый, полный изъянов и вынужденных замалчиваний исторический нарратив. Барахтаются в нем. Что-то пытаются изменить. Но забывают, что даже если ты обставишь тюремную камеру дорогой мебелью, обклеишь красивыми обоями, а в уголке будет стоять торшер по цене равный зарплате барнаульского рабочего – это все равно тюремная камера. https://telegra.ph/file/ca04e2520917924a02485.jpg