Необратимость (2002)
У фильма должно быть ещё одно название – «Нормальность». «Необратимость» относится к форме и манере, а «Нормальность» – к сути и мысли фильма.
Помимо стрелы времени, инверсия которой является важным выразительным приёмом, в фильме есть другая стрела... чуть не сказал нравственности, нет. И не противоположная ей стрела политкорректности – тоже ещё та лицемерная гадость. А стрела... ну, пусть нормальности, биологической целесообразности, естественного хода вещей, порядка-гармонии. В фильме стрела эта направлена от нервного, извращённого, искусственного, тёмного, от состояния с низкой степенью удовлетворённости и высокой степенью страха и боли в сторону светлого, природного, естественного, к состоянию с высоким уровнем радости, удовлетворения и, пусть – счастья. То есть в целом: от плохого к хорошему.
Я буду использовать эти простые слова, «хорошо» и «плохо», и надеюсь они не будут восприняты, как истасканные, затёртые, слишком примитивные. Ещё я буду повторять «естественно» и «неестественно», «нормально» и «ненормально».
Почему плохое я называю плохим, а хорошее хорошим? Как несмышлёный ребёнок. Ведь всем известно, что всё относительно, и сегодня чёрное черно, а завтра, бац, и уже бело в соответствие с экономической целесообразностью. Я называю плохое, мерзкое, жестокое, болезненное, отвратительное своими именами, потому что, когда вижу это на экране или в жизни, я испытываю отрицательные эмоции. Когда же я сталкиваюсь с хорошим, я испытываю положительные эмоции, я доволен, сочувствую и радуюсь.
Всё плохое (мерзкое, неестественное, жестокое, пугающее) сосредоточено в первой половине фильма. Хотя как расценивать кружения и метания почти живой, почти свидетеля, камеры, я не могу сказать. Поначалу эти движения и то, что выхватывает «глаз» камеры, предвещает и нагнетает. В метаниях присутствуют тревога и мрачные предчувствия, но вдруг камера влетает, как мотылёк на свет, в некую каморку, где ярко горит лампочка и глубокомысленно рассуждают.
На кой? Ради философской затравки через посредство двух полуголых стариков, полуголых в том смысле, что один почти голый, но всё же в трусах, а другой одет и курит. Первый произносит сакраментальную фразу «время разрушает всё», которая звучит, как философская мантра, и потому едва ли заслуживает внимания. Ради этого?
К тому же, это ещё не история, к истории отношения не имеет. Хотя голый, но в трусах, переспал с дочерью, поминается восточный синдром и мефистофельщина, мол злых поступков не бывает, есть только недостатки и надо начинать с начала и бороться за себя. Хэзэ? Впрочем, и здесь будет за что зацепиться критической мысли.
Как бы то ни было, из-за этого отступления эффект встревоженных метаний пропадает и восстанавливается только через эпизод, когда герои уже в клубе с говорящим называнием «Ректальный» разыскивают насильника. И требуется удвоенное мельтешение и вдобавок яростный тревожный инфразвук, чтобы снова нагнести атмосферу и возобновить зрителю нервотрепку.
Это делается в том числе и за счёт повторения слова «педики». Оно звучит из уст зевак, звучит также часто, как и количество ударов огнетушителем по лицу невиновного – что-то около 20 раз.
Итак, атмосфера восстановлена. Далее камера передаёт эстафету метаний самим героям, которые довольно агрессивно, подстрекаемые сутенёрами, идут по следу насильника. У мечущейся камеры остаётся функция «отмотки» к последующему (предыдущему) эпизоду. Да пару раз манеры камеры характеризуют состояние героев. Например, когда один из них садится у моста и опускает голову, камера делает этакий тошнотворный кульбит, каковой почти каждый может вспомнить за собой, когда по пьяни очнувшись на минуту, испытывал дурноту и головокружение. В целом камера со своей ролью справляется хорошо.
Затем случается изнасилование, после чего следует некая «серая» зона вечерники, где герои ссорятся и где ни хорошо, ни плохо. https://telegra.ph/file/e29526cef1d4ca7f994b8.jpg