Великий (а кому и величайший) художник Pieter Bruegel-старший, далее PB1, безвременно скончавшись в цвете лет, оставил человечеству двоих сыновей и их потомство, кучу принтов и около 40+– доживших до нас панелей, где уже во второй половине XVI века нам устраивается вселенских и надмирных масштабов двойное кодирование, смещение фокуса, дистанция между названием и называемым, означающим и означающим, комментарий, вымысел, остранение, сюрреализм, абсурдистан и абстракция — и всё это в виде непосредственного (в силу хотя бы даже временной дистанции) зрительского опыта, хотя, конечно, всем желающим доступны комментарии и разъяснения, тысячи их.
Ничего удивительного, запертый в габсбургских и впоследствии испанобурбонских коллекциях (потому и Вена+Будапешт, Мадрид, Брюссель и, например, Неаполь), PB1 оказал нежданное (для него уж наверняка) как формальное, так и содержательное влияние на многих кинорежиссёров разной степени претенциозности, особенно тех, про кого благодарные энтузиасты пишут «каждый кадр аж хоть распечатывай и на стену!» впоследствии, как будто это что-то хорошее.
Те же начатые за здравие, а законченные примерно никак Crimes of the future (2022), David Cronenberg — собственно, то же «Обращение Савла» в анатомическом театре, там даже главного героя так и зовут, ну и общий посыл про необходимость веры и грех гордости, только обошлись без лошадиной жопы, хотя это как посмотреть ещё.
Кроненберга можно понять: как только Савл обращается, так в общем, историю можно и заканчивать, дальше ничего интересного (по крайней мере рассказчику) не будет; композиционно Савл находится, конечно, в центре, но вокруг куча более нарядных фигур, и вообще, как и PB1, Кроненбергу интереснее расписывать их, чем приводить всё к нравственному знаменателю.
Зато был один товарищ, на которого тоже альбом с репродукциями PB1 упал, видимо, в советской библиотеке (на территории СССР не было и нет ни одной его картины, русские императоры начали собирать коллекции слишком поздно, будто до XVIII века изобразительного искусства не существовало) — и, как часто случается, снёс ему крышу, но уже в более мудацком варианте.
Тарковский чуть ли не с самого начала возомнил и себя, и своего Андрея Рублёва (1966), и прочих будущих героев — эдаким скромным гением-мучеником, исподтишка поглядывающим за всем происходящим ...покосом, и обретающим высшее призвание служить высшим же смыслам, выстраивать сложные композиции кадров, забывая при этом тотальное отсутствие спеси и показного мученичества у самого PB1.
Да и сам Рублёв выглядит (стандартным для Тарковского) «мечущимся неврастеником», да, безвольным ...ом-свидетелем, видите ли, вселенского масштаба событий, и меньше всего хочется ему сочувствовать и уж тем более сопереживать — и так же не хочется представлять, что это он и написал перевозимую нынче куда угодно по велению церковных завхозов 600-летнюю «Троицу», один из немногих действительно великих объектов, формирующих, извините, национальную ДНК, в отличие от тех же попов и прочих начальников; пережили тех, переживет и этих.
Но можно простить многое, и невыносимость, и длинноты, и душные монологи и диалоги, — за реакцию официальных ...едов и чиновников от культуры: «искажение духовной атмосферы», натурализм и «несердечность», «цепь уродливых жестокостей», «глубоко антиисторичен и антипатриотичен» — что при жизни PB1, что в шестидесятых, что сейчас, любой жест, от которого все эти ...и будут ... кирпичами, достоин пусть и не любви, но да, поддержки.
3084